На пути к новой немецкой и европейской политике в отношении России
Политика Германии в отношении России в последние десятилетия оказалась неудачной. Вместо ожидаемой демократизации развился авторитарный режим. Целью новой политики Германии должно быть сдерживание России и постоянное предотвращение возможных нападений в будущем.
Немецкая политика в отношении России последних десятилетий потерпела фиаско – она не достигла своей цели, скорее – наоборот. Россия не „модернизировалась“: она не стала демократической, плюралистической страной с диверсифицированной экономикой, не стала конструктивным международным игроком, ищущим взаимовыгодные решения в честных и справедливых отношениях с другими партнерами. Вместо этого в России сложился авторитарный режим, держащийся на насилии, все больше определяющий себя как империю, и все больше опирающийся на войну как на основное средство господства.
После окончания холодной войны Германия установила тесные отношения с Россией. Три канцлера – Гельмут Коль (1982–1998), Герхард Шредер (1998–2005) и Ангела Меркель (2005–2021) – сделали выбор в пользу тесного политического и экономического партнерства с Москвой. Эти политические отношения подкреплялись тесными деловыми связями, в том числе в сфере энергетики. В свою очередь,в течение двух десятилетий Германия оставалась одним из самых важных партнеров и для Путина.
Учитывая эти тесные отношения с Россией, сегодня Германия должна задаться вопросом о том, какую роль немецко-российская политика сыграла в этом превращении России в авторитарное и агрессивное государство, угрожающее европейскому мирному порядку. Необходимо разобраться в том, какие ошибки были допущены и что нужно сделать по-другому в будущем. Только тогда, когда станет ясно что именно пошло не так в прошлом, можно будет говорить о по-настоящему новом начале.
1. Парадигма германо-российской политики до 2022
Итоги окончания холодной войны определяли политику Германии в отношении России на протяжении трех десятилетий. Тот факт, что Горбачев после долгих колебаний и переговоров с США и ФРГ дал согласие на объединение Германии в рамках НАТО, и что его обещание вывести в последующие годы из Восточной Германии оставшиеся советские войска было выполнено – все это вызвало в Германии большое облегчение и благодарность. Риски объединительного процесса были огромны, и многое зависело от развития событий в Москве.
То, что Россия проявила себя как конструктивный партнер, фундаментально повлияло на опыт этих лет. В результате сформировалась политика под лозунгом „Россия прежде всего“. Германия, как и США, отдавала приоритет России и по большей части игнорировала остальное постсоветское пространство. Весь расчет, все ставки были на Москву. С одной стороны, это было связано опасениями, что отношения с Россией могут снова стать враждебными. Успехи в области свободы и безопасности с 1989 года зависели от того, продолжала ли Москва вести себя конструктивно и в духе партнерства. С другой стороны, важную роль играла надежда на то, что Россия станет ответственным игроком в новом, мирном мировом порядке, близким партнером Германии и Европы. Наконец, Россия привлекала и своим экономическим потенциалом, особенно в энергетическом секторе.
Все эти мотивы привели к тому, что немецкие политики чувствовали особенную близость и преданность России. Выступая в сентябре 2001 года в Бунденстаге с речью на немецком языке, Путин – находившийся с 1985 по 1990 год в Дрездене в качестве агента КГБ – предложил Германии тесное партнерство. Россия „всегда испытывала особые чувства к Германии“, заявил он. Европа может стать „мощным и самостоятельным центром мировой политики“ только в том случае, если объединится с „человеческими, территориальными и природными ресурсами“ и с „экономическим, культурным и оборонным потенциалом России“. И хотя речь о партнерстве шла уже давно, обе стороны „еще не научились доверять друг другу“. Но сегодня, дескать, стала пора „заявить окончательно: холодная война окончена“.
Предложение упало на благодатную почву. Между Путиным и тогдашним канцлером Герхардом Шредером сложились тесные отношения. Путин увидел возможность развить „дружбу“ со Шредером, когда канцлер Германии поссорился с Вашингтоном в 2003 году из-за войны в Ираке. В какой-то момент Шредер остался почти в одиночестве, пока российский президент не вмешался и не поддержал его в серии совместных встреч с французским президентом Жаком Шираком.
С этого момента Шредер оказался тесно связан с президентом России. Незадолго до выборов в Бундестаг 2005 года – которые Шредер проиграл – Шредер и Путин подписали декларацию о намерениях построить газопровод через Балтийское море: “Северный поток‑1”. Новый трубопровод должен был напрямую соединить Россию и Германию. После своего поражения на выборах Шредер стал председателем наблюдательного совета операционной компании – хорошо оплачиваемым лоббистом, который агитировал не только за завершенное в 2011 году строительство газопровода „Северный поток – 1“, но и за вторую трубу, “Северный поток‑2”.
Ангела Меркель, сменившая Шредера в 2005 году, не разделяла энтузиазма Шредера в отношении Путина. Но, несмотря на свою критическую дистанцию от Кремля, она не изменила принципам политики Германии в отношении России. В этом ее воодушевил некогда ближайший коллега Шредера Франк-Вальтер Штайнмайер, дважды становившийся министром иностранных дел при Меркель (2005–09 и 2013–17). Для Штайнмайера „крепкая взаимосвязь“ с Россией была центральным внешнеполитическим проектом; Путин не раз принимал его лично, а сам Штайнмайер регулярно поддерживал доверительные беседы с Сергеем Лавровым. Зигмар Габриэль, будучи председателем СДПГ и министром экономики и иностранных дел при Меркель, также был одним из сторонников тесного партнерства с Москвой и активно выступал за строительство „Северного потока – 2“.
После атаки России на Украину в 2014 году – аннексии Крыма и нападения на Донбасс исподтишка – Меркель стала одним из инициаторов западных санкций против России. Но парадигма партнерства с Россией их не коснулась. С одной стороны, она непоколебимо делала ставку на дипломатию с Кремлем, пытаясь в многочисленных и разноформатных переговорах с Путиным убедить российского президента в том, что он идет по ложному пути. С другой стороны, она не была готова отказаться от идеи еще более тесной экономической интеграции и согласилась на строительство „Северного потока – 2“.
Этот взгляд в недавнее прошлое показывает, насколько наивной была надежда Меркель на дипломатическое решение конфликта между Россией и Украиной – так называемый нормандский формат. Для Путина переговоры были просто попыткой с наименьшими затратами добиться того, чего он упорно хотел: контроля над Украиной – страной, которая, по его мнению, не имела права на самостоятельность.
До открытого нападения на Украину в феврале 2022 года политика в отношении России, начатая Шредером и продолженная Меркель, практически не вызывала противоречий. Постоянно утверждался один и тот же принцип: Россия – трудный, но незаменимый партнером, без которого решение конфликтов в Европе и вокруг нее станет невозможным. Также подчеркивалось и то, что сотрудничество с Кремлем имеет жизненно важное значение в борьбе с изменением климата и в сдерживании иранской ядерной программы. Критические голоса раздавались лишь среди зеленых, которые поддерживали тесные контакты с реформаторами Восточной и Центральной Европы и с русскими диссидентами.
Инструменты, которые Берлин использовал против Москвы, состояли почти исключительно из „пряника“ и почти никогда из „кнута“, т.е. политического или экономического давления. Считалось, что главный метод в отношениях с Кремлем – это разговор. Чем жестче действовал Кремль – против Грузии в 2008, против Украины с 2014., против Сирии с 2015, – тем важнее этот разговор с Путиным становился в глазах ведущих политиков в Берлине. Но „разумные решения“, на которые настаивал Берлин в бесчисленных беседах с Путиным, Лавровым и другими представителями режима, никак не соответствовали логике власти, полагавшейся на внутреннее и внешнее насилие, чтобы сохранить свои позиции и восстановить доминирующее положение.
На это растущее внутреннее и внешнее насилие путинского режима у немецко-российской политики ответа не находилось.
Более жесткий курс в отношении России, за который выступали, в частности, Польша и страны Балтии, был отвергнут в Берлине как ошибочный. Вместо этого немецкие политики продолжали полагаться на „мягкие“ инструменты и партнерство с Россией. В 2016 году, находясь на посту министра иностранных дел, Франк-Вальтер Штайнмайер жаловался на то, что НАТО якобы „бряцает оружием“ в отношении России. И в том же 2016 году, уже после того как Россия бомбила гражданские объекты в Сирии, Штайнмайер заявил в своем выступлении в Екатеринбурге, что „особенно Германия и Россия должны рука об руку работать“ над восстановлением Сирии.
Поддержка Меркель Украины была безусловно искренной и важной. Искренними были и ее симпатии к российской оппозиции – так, в августе 2020 года она помогла спасти жизнь известному оппозиционному политику Алексею Навальному: когда Навальный был отравлен, она поддержала его доставку в берлинскую клинику. Однако в то же время она продолжала проводить российскую политику Шредера.
Одновременно с этим пропасть между заявлениями немецких политиков о поддержке „модернизации“ России и реальностью путинской политики, все больше опиравшейся на внутреннее и внешнее насилие, увеличивалась. Самое позднее, после нападения России на Украину в 2014–2015 годах, необходимо было поторопиться установить новую, более надежную парадигму немецкой политики в отношении России – парадигмы, которая бы отдавала должное все более очевидной угрозе, которую Россия представляет для европейского порядка безопасности и которая должна была бы быть разработана в тесном сотрудничестве с восточно- и центральноевропейскими соседями. Но вместо этого при все Меркель осталось по-старому.
2. 2022 год: переломный момент
Окончание прежней парадигмы немецкой политики в отношении России случилось не по доброй воле. В новом правительстве, пришедшем к власти в декабре 2021 года, были силы, которые хотели другого, более дистанцированного курса. В особенности это касалось зеленых. Канцлер Шольц и СДПГ, с другой стороны, были более склонны оставаться верными своей прежней политике в отношении России: политике, которую активно поддерживали и воплощали в жизнь важные деятели СДПГ, включая Штайнмайера, Габриэля и других.
Именно открытое объявление Путиным войны Западу выбило почву из-под ног немецких политиков: сначала переброска российских войск, создавшая угрожающий фон для Украины, затем – письменные ультиматумы США и НАТО с требованиями о выходе из территориальной сферы интересов, на которые претендует Россия – Восточной и Центрально-Восточной Европы – и, наконец, открытое нападение на Украину 24 февраля 2022.
До самого конца Шольц и Макрон полагались на переговоры с Москвой – как напрямую с Путиным, так и в нормандском формате – надеясь, что Россия будет заинтересована в поиске консенсуса. И даже в первые дни войны Шольц не решался взять новый курс; изначально канцлер отказывался помогать Украине оружием. Только когда давление извне и изнутри стало слишком велико, он решился на решительный шаг.
В своем заявлении в Бундестаге 27 февраля Шольц объявил о „поворотном моменте“. Диагноз был ясен, язык прямолинеен: Путин „хладнокровно развязал агрессивную войну“, потому что „свобода украинцев“ ставит под вопрос его „собственный репрессивный режим“. Путин – „поджигатель войны“, которого необходимо “остановить”. Кремлевский правитель хочет „стереть независимую страну с карты мира“ и „разрушить систему европейской безопасности“. Путин „хочет построить Российскую империю“, он хочет „в соответствии с собственными представлениями коренным образом перекроить порядок в Европе“. В „обозримой перспективе“ Путин ставит под угрозу безопасность в Европе, поэтому Германия должна помочь Украине оружием и значительно лучше вооружить бундесвер.
Это заявление стало сенсацией. Канцлер объявил об окончании германо-российского партнерства, за которое Путин столь многословно выступал в Бундестаге в 2001 году, и об отходе от принципов, которые формировали политику Германии в отношении России на протяжении более двух десятилетий.
И тем не менее: даже если в последующие недели и месяцы Германия поставляла Украине оружие и боеприпасы, а Германия поддерживала западные санкции, реальность не соответствовала решимости, выраженной 24 февраля.
При этом опросы общественного мнения неоднократно показали, что конфронтационный курс в отношении России получил широкую поддержку. Подавляющее большинство немцев настойчиво выступило за поставки оружия в Украину, в особенности, избиратели Партии зеленых. Даже когда стало ясно, что Россия оказывает давление на Германию из-за поставок энергоносителей, поддержка Украины мало изменилась. Солидарность немецкого населения с жертвами агрессии продолжает оставаться очень высокой.
Что касается оружия и боеприпасов, то львиную долю амуниции в Украину поставили США, за ними следуют Польша и другие страны Восточной и Центральной Европы, а также Великобритания. Германия, как и Франция, продолжала действовать осторожно и нерешительно. Заняв оборонительную позицию в дебатах о поставках оружия, в апреле канцлер Шольц открыто предупредил о ядерной войне, показыв тем самым, что он позволил себя запугать ядерными угрозами со стороны России. Партнеры по коалиции и общественность, потрясенные брутальностью захватнической войны, которую развязала Россия, требовали более объемных поставок тяжелого оружия в Украину. Давлению с их стороны канцлер сопротивлялся при помощи все новых аргументов.
Германия также тормозила с введением санкций. В частности, на уровне ЕС Берлин блокировал попытки оказать массированное давление на Россию посредством энергетических санкций. Обеспокоенное тем, что население не справится с экономическими последствиями энергетических санкций, федеральное правительство решило не использовать этот инструмент – и тем самым предоставило Путину возможность использовать газ в качестве оружия. То, что настойчивые попытки применять это оружие летом (2022 – прим. переводчика) оказались для Москвы малоэффективными, было связано еще и с тем, что правительство Германии месяцами работало над тем, чтобы минимизировать свою энергетическую зависимость от России.
В отличие от Меркель образца 2014/15, Шольц не взял на себя руководящую роль. На международном уровне Германия, как правило, тормозила многие решения, хотя и принимала должное участие в большинстве процессов. Эту позицию Берлину было занять нетрудно: , руководство Западом быстро взял на себя Вашингтон. Германия, как и другие европейские страны, могла легко вписаться в стратегию, разработанную Вашингтоном в тесном сотрудничестве с союзниками. Необходимость в принятии собственных важных стратегических решений отпала – оставалось только взвешивать, к каким из предлагаемых мер и в каком объеме стоило присоединяться, а где лучше было бы притормозить.
В то же время компетентность американского руководства значительно помогла европейцам в том, чтобы изображать видимость единства и решительности перед остальным миром. Трещины и несогласия оказались скрыты. В Западной Европе, особенно в Париже, Россию продолжают рассматривать как важного силового политического игрока, с которым рано или поздно придется снова работать вместе. Макрон продолжает подчеркивать, что мир можно найти только в диалоге с Кремлем. Центральная и Восточная Европа, Скандинавия и Великобритания, напротив, ставят на победу над Россией: только если Россия потерпит явное поражение, она откажется от своих имперских амбиций, которые фундаментально угрожают порядку европейской безопасности. Эти линии разлома проходят и через Германию.
Профессионализм американского лидерства, с одной стороны, и брутальность захватнической войны, которую ведет Россия, обеспечили сегодняшние единство и решимость Запада. Однако из этого не следует делать вывод о том, что все старые парадигмы российской политики отброшены. Если изменится ситуация, может измениться и настроение.
Именно поэтому необходимо разработать новую стратегию в отношении России – стратегию, всерьез учитывающую “поворотный момент” и сознательно делающую выводы из опыта российской военной агрессии. Старая политика провалилась, а новой пока нет.
3. Что пошло не так?
Первоначальный подход, заключавшийся в том, чтобы поддерживать трансформацию России в либеральную демократию и рыночную экономику, был правильным. В интересах Германии и Европы, чтобы Россия рано или поздно пошла по этому пути. Поскольку конфликт между Россией и Европой не связан в первую очередь с силовой политикой, он носит системный характер. Если бы Россия была демократией, то ее силовые политические амбиции – а с ними и связанные с ней силовые политические конфликты – исчезли бы не сразу. Однако, как и во многих других странах с имперским прошлым, они оказались бы существенно ограничены, а их значение стало бы относительным.
Суть напряженности носит системный характер: конфликт между Россией и Западом столь масштабным делает страх российского автократического руководства перед демократией, т. е. перед лишением политической и экономической элиты власти. Центральное место здесь занимает страх перед „цветными революциями“, которые, согласно российской пропаганде, проводятся Западом для ослабления России. С точки зрения Кремля, Запад является силовым политическим противником не только потому, что он мешает или препятствует амбициям России по имперскому завоеванию соседей. Демократический Запад угрожает еще и фундаменту власти, на котором стоит автократическая элита внутри страны. Это повышает готовность к конфликту с Западом.
С другой стороны, с демократической Россией Германия и Запад могли бы конструктивно сотрудничать во многих областях; исчезновение системного конфликта сделало бы возможным взаимную открытость и разрядило бы противостояние власти. Угроза, которую Россия представляет для своих соседей, значительно уменьшится и, вероятно, исчезнет в долгосрочной перспективе. Демократическая Россия могла бы стать страной, признающей границы российского национального государства и уважающей суверенитет соседей. Россия может пойти по пути, который прошли многие другие империи.
Проблема немецкой политики в отношении России в последние десятилетия заключалась не в цели – способствовать развитию России в сторону либеральной демократии. Проблема скорее была в том, что немецко-российская политика эту цель никогда не преследовала всерьез. Вместо этого Берлин в одностороннем порядке тесно взаимодействовал с Кремлем, закрывая глаза как на то, что Россия все больше движется к автократии и неоимпериализму, так и на проект экономической „взаимосвязи“, особенно в области энергетической политики.
Политика Германии в отношении России за последние два десятилетия допустила, в частности, три ошибки:
Иллюзии по поводу России. С атакой России на столицу Грузии Тбилиси в 2008, самое позднее в 2014/15 с нападением на Украину должно было стать ясно, что Россия вступает на путь возобновления империалистической агрессии и, таким образом, представляет открытую угрозу для мирного порядка в Европе. И самое позднее, когда Путина снова „избрали“ президентом в 2012 году, необходимо было осознать, что Россия находится на пути к жесткому самодержавию.
Россия прежде всего. В течение трех десятилетий Германия делала ставки, в первую очередь, на Россию и в значительной степени игнорировала ее соседей. Когда тогдашний министр иностранных дел Польши Радек Сикорский представил свои планы „Восточного партнерства“ министру иностранных дел Германии Штайнмайеру в 2008 году и предложил совместно поддержать эту инициативу по укреплению отношений ЕС с Беларусью, Украиной, Молдовой, Грузией, Арменией и Азербайджаном, Штайнмайер отмахнулся. „Штайнмайер отдавал приоритет отношениям с Россией и рассматривал польское предложение как большую угрозу интересам Германии в России“, – пишет Корнелиус Охманн, подводя итоги ситуации (https://www.bertelsmann-stiftung.de/fileadmin/files/BSt/Presse/imported/downloads/xcms_bst_dms_31394_31395_2.pdf). Сикорский далее продвигал свои планы вместе с министром иностранных дел Швеции Карлом Бильдтом – в то время как Штайнмайер сосредоточился на „партнерстве в области модернизации“ с Россией. Как Германия, так и США поддерживали вовсе не новую государственную систему, получившую развитие в Восточной Европе. Вместо этого все привилегии оказались у России, а Беларусь, Украина и Молдова, а также Южный Кавказ игнорировались. Все считались с тем, что Россия снова вела себя все более империалистически и использовала так называемые „замороженные конфликты“, чтобы ослабить соседние страны и помешать им развить большую независимость.
Зависимость от энергетической политики. Неспособность Берлина ввести массированные энергетические санкции против России после 24 февраля 2022 года – это результат провальной политики экономической интеграции, увенчавшейся односторонней зависимостью и возможностью шантажа. За строительство „Северного потока‑1“ и „Северного потока‑2“ Германия дорого поплатилось: в Центральной и Восточной Европе доверие к ней было утеряно.
4. На пути к новой политике в отношении России
В связи с тем, что в феврале 2022 года Россия открыто напала на Украину – и, следовательно, на европейский мирный порядок – первой целью новой политики в отношении России должно быть сдерживание российской агрессии и укрепление европейского мирного порядка таким образом, чтобы не допускать Россию до подобных атак в дальнейшем.
Во-первых, это означает необходимость массированной поддержки Украины в военном, политическом и экономическом плане. Победа Украины – возвращение ею большей части утраченной территории – может дать толчок к ослаблению российского империализма, с одной стороны, и к возрождению либеральной демократии как варианта развития России, с другой.
Во-вторых, речь идет об усилении не только Украины, но и других восточных государств. Это необходимо для закрепления нового порядка, сложившегося после распада Советского Союза и Варшавского договора. Чем больше страны региона – как состоящие в НАТО, так и не являющиеся ее членами – смогут защитить свой суверенитет от агрессивной России, т.е. сдержать Россию, тем стабильнее будет этот порядок.
В‑третьих, Запад сможет успешно дать отпор русскому неоимпериализму только в том случае, если он займет позицию силы. Для этого европейцы должны стать независимыми от российской энергетики, обрести устойчивость, в том числе за счет борьбы с дезинформацией и пропагандой, и инвестировать в свой военный потенциал.
В‑четвертых, новая стратегия может работать только в сотрудничестве с Вашингтоном. В настоящий момент вновь становится ясна центральная роль США. С одной стороны, только США удается склонить европейцев к единой стратегии в споре с Россией. С другой стороны, только Соединенные Штаты обладают стратегическим и военным потенциалом, в том числе ядерным, чтобы справиться с подобным противостоянием с Россией. Для того, чтобы поддержка США оставалась стабильной, европейцы должны взять на себя в этом конфликте наибольшую часть бремени.
В‑пятых, Запад должен быть готов к переменам в России и разработать представление о том, какими могут и должны быть конструктивные отношения с изменившейся Россией. Заинтересованность в том, чтобы Россия двигалась к либеральной демократии и рыночной экономике, остается высокой; автократическая Россия всегда будет представлять серьезную проблему для безопасности и стабильности в Восточной и Восточно-Центральной Европе. Если Россия встанет на такой путь, то Запад должен очень быстро и решительно предложить свою поддержку, не повторяя ошибок последних десятилетий.
Эта концепция была опубликована в рамках финансируемого Федеральным министерством иностранных дел проекта «Expert Network Russia». Его содержание отражает личное мнение автора. Перевод с немецкого: Полина Аронсон