Создание новой России: как Западу готовиться к периоду после Путина
Война в Украине показывает: будущее России стало нашим общим делом. Решающая победа Украины с растущей вероятностью означает конец режима Путина. Запад должен подготовиться к этому моменту: окно возможностей, когда страна может выбрать демократию и верховенство права, откроется ненадолго, объясняет Мария Доманска.
Данный материал был опубликован в рамках проекта «Экспертная сеть Россия». Там же вы найдете английскую версию!
Загрузка PDF-версии (на английском) двух сценариев тут!
Аннотация
Уход Путина с поста президента на короткое время откроет окно возможностей для политических перемен. Вопреки широко распространенным опасениям, конец автократической «стабильности» России не столько несет в себе угрозу, сколько создает возможность устойчивого мира в Европе. Но Запад должен прийти к этому моменту во всеоружии. Пока новое руководство будет занято консолидацией власти в своих руках, мы должны будем сделать своей главной задачей расширение окна возможностей, чтобы не дать ему снова захлопнуться на десятилетия.
I. Война как продолжение внутренней политики за пределами страны
Очень многое указывает на то, что решение российского руководства вторгнуться в Украину и развязать прокси-войну против НАТО продиктовано в первую очередь внутриполитическими соображениями. Вторжение задумано под лозунгом «лучшая защита – это нападение», причем в этой логике России приходится защищаться от либеральной демократии, в которой российская государственная пропаганда старается изобличить «нацизм». Расширение политической автономии украинского общества, наделение граждан политическими правами создавало в глазах Кремля потенциально заразительный пример для россиян. Последней каплей, вероятно, стали данные опросов конца 2021 года, показавшие неблагоприятные тренды в общественном восприятии режима.[i] Тогда стало понятно, что дальнейшая эрозия легитимности путинского режима –вопрос времени. Война должна была накалить «патриотическую» истерию поиска внешних и внутренних врагов и усилить синдром «осажденной крепости», сплотив россиян вокруг диктатора. Международная изоляция не казалась неприемлемой ценой – напротив, в ней виделась возможность цементировать диктатуру путем беспрецедентных внутренних репрессий.
Сейчас Украина должна получить всю необходимую военную поддержку для победы над агрессором и скорейшего восстановления территориальной целостности. Она также должна получить адекватные военные репарации и добиться суда над военными преступниками в международном трибунале, сколько бы времени это ни заняло. Безнаказанность России может иметь разрушительные последствия для международной безопасности и политико-экономической системы на ближайшие десятилетия. Риск распространения ядерного оружия вырастет. Китай извлечет из этого конфликта уроки, и победа Москвы даст новый импульс Пекину в преследовании своих реваншистских амбиций.
Однако война, которую Россия сейчас де-факто ведет против НАТО, не закончится после победы Украины на поле боя. Даже военное поражение России, если за ним не последует глубокий экономический кризис и смена режима, станет лишь временным отступлением и временным замедлением агрессивных действий Москвы. Учитывая реваншистскую природу путинизма, мирное сосуществование с Россией будет невозможным. Только непрерывное (и весьма дорогостоящее) военное сдерживание предотвратит дальнейшее распространение российского милитаризма за пределы государственных границ. Как бы ни хотели в Берлине и Париже думать иначе, поиски компромисса с Москвой бесплодны. Единственная гарантия безопасности, которую Путин согласился бы принять, это роспуск НАТО и Европейского союза как центров демократических ценностей, формирующих глобальную политику.
Избежать серьезной турбулентности в Европе в будущем можно только одним способом: необходимо воздействовать на источник угроз безопасности. В современной политической системе России узкий круг людей, никак не контролируемых обществом и собственными элитами, принимает решения, влекущие за собой огромные последствия для международной безопасности. А значит, нам нужна не просто смена политического руководства в России, но и долгосрочный демонтаж авторитарного правления. Стратегической целью Запада должно быть приведение процесса принятия решений в Кремле в соответствие с международным правом и налаживание механизмов контроля со стороны различных групп интересов в правящей элите и в обществе. Даже если Россия не сменит свои политические ориентиры и не станет одной из стран Запада, агрессия и военные преступления должны уйти из ее внешнеполитического арсенала.
До сих пор Запад никогда не пытался действительно изменить Россию, а в своей политике исходил из трех ложных предпосылок. Первой была та идея, что мы можем воздействовать на авторитарную систему путем экономического сотрудничества. В действительности западные деньги только помогли режиму подавить те немногие ростки демократических институтов, которые появились в период Горбачева и Ельцина. Во-вторых, все еще преобладает убеждение в том, что демократическая культура диалога может мирным путем преобразовать российскую политическую стратегическую культуру, основанную на насилии и логике игры с нулевой суммой. В‑третьих, права человека в России не рассматривались как жизненно важный вопрос для европейской стабильности: принимающие решения на Западе капитально недооценили взаимосвязь внутренней и внешней политики. Запад продолжает политику невмешательства в отношении России, и любое «вмешательство в российские внутренние дела» табуировано для многих западных экспертов и политиков. Такой подход делает наши демократии лишь более уязвимыми для авторитарных режимов в Европе и за ее пределами.
Пока Путин остается у власти, не может идти речи ни о добровольной сдаче России в Украине, ни о политической либерализации. Однако можно уже сейчас начать готовить почву для будщей политической трансформации России. В первую очередь Россия должна пережить несомненное и однозначное поражение путинизма как неоимперского проекта. Только скорейшее и полное военное поражение может убедить российский политический истеблишмент в том, что война контрпродуктивна и как инструмент внешней политики, и как средство укрепления внутриполитической легитимности режима. Кроме того, финансово-экономическая основа режима должна последовательно подтачиваться более жесткими санкциями, с тем чтобы не дать правительству пополнять свой военный потенциал. В настоящее время режим санкций оставляет много желать как в диапазоне согласованных мер, так и в надежности их осуществления.
Во-вторых, нам нужно скорейшее восстановление Украины. Страна должна стать крепким и надежным демократическим государством и рыночной экономикой в рамках Европейского союза и НАТО. Воздушный щит НАТО над Украиной станет гарантией того, что бюджеты ЕС на реконструкцию страны не сгорят в результате новой агрессии. Членство в ЕС предоставит эффективные инструменты для контроля над расходами и предотвращения возможной масштабной коррупции.
И наконец, широкая поддержка российского гражданского общества и свободных СМИ в изгнании должна стать элементом общей долгосрочной стратегии в отношении Москвы. Это должно стать одним из путей достижения политических изменений в России в интересах европейской стабильности. Хотя политические эмигранты своими силами не смогут привести к коллапсу режима, по возвращении домой они могут предоставить бесценные идеологические и организационные ресурсы для реформ.
II. Окно возможностей после Путина
Уход Путина сам по себе еще не гарантирует крупных изменений в политической системе. До сих пор российский авторитаризм с легкостью воспроизводился на глубоко укорененных основах: патерналистская идея государства как личной собственности руководителя, и обмен лояльности снизу на покровительство сверху как главный элемент общественно-политического взаимодействия.[ii] Более того, как показывают сравнительные исследования, переход от персоналистского правления (такого, как в России) к демократии менее вероятен, чем демократизация иных форм авторитарного правления.[iii]
Однако с уходом Путина на короткое время приоткроется окно возможностей. Травма войны и ее негативные экономические и социальные последствия могут создать плодотворную почву для политико- экономических реформ. Новое руководство будет слабее нынешнего, что сделает его более чувствительным к воздействию внешнего и внутреннего давления. Попытки улучшить свой международный имидж и легитимность у внешних аудиторий, а также расширить базу поддержки внутри страны, могут привести к двум качественным сдвигам. Во-первых, Россия может временно отказаться от своей агрессивной внешней политики в обмен на ослабление санкций. Во-вторых, мы вероятно увидим либерализацию неототалитарной внутренней политики. Последняя сейчас основывается на культе личности, массовой индоктринации, военной цензуре и государственном вмешательстве в частную жизнь граждан.
Из-за тяжкого бремени авторитарной инерции развития демократизация России в ближайшем будущем маловероятна. Однако плюрализм политической системы довольно легко может возникнуть на ранних этапах. До того как новое руководство сосредоточит в своих руках всю власть, приоритетом Запада должно стать расширение окна возможностей для реформ, чтобы не дать ему снова захлопнуться на десятилетия. Мы можем ожидать сильного сопротивления со стороны тех групп, которые непосредственно отвечают за военные преступления и политические репрессии; именно поэтому, без постоянного нажима снизу и извне, реформы могут быть отложены на долгое время. Запад должен извлечь уроки из собственных ошибок в отношениях с Россией, сделанных в 1990е годы.
Наш подход должен базироваться на прозрачных критериях и содержать тщательно выверенный набор инструментов, среди которых будут и штрафные, и поощрительные меры. Все конкретные меры необходимо обсуждать заранее, учитывая при этом интересы и потребности российского общества в целом. Страны ЕС и НАТО должны признавать новое правительство только в том случае, если оно отменит цензуру и другие политически мотивированные репрессивные законы, выпустит всех политических заключенных, позволит независимым СМИ свободно работать и организует свободные выборы с участием международных наблюдателей. Мы должны заготовить и ввести новый пакет санкций на случай, если новое правительство продолжит нарушать права человека. Ценой, которую Запад заплатит за эти новые ограничения, можно пренебречь, поскольку к тому времени мы уже покончим с нашей зависимостью от российского сырья. И наоборот, успех реформ среди прочего должен будет привести к постепенной либерализации торговли с Россией. Долгосрочно Запад должен будет начать выстраивать институциональную структуру для того, чтобы обеспечивать продолжение трансформации и гарантировать политические свободы оппозиции и гражданскому обществу.
Западная стратегия должна строиться не столько на инвестициях в одну-единственную политическую фигуру («нового Ельцина»), сколько на диалоге с политическими силами по всему спектру, за исключением только тех, кто активно участвовал в военных преступлениях и политических репрессиях. Запад должен развивать тесные контакты с широкой общественностью, что позволит создать некий буфер против возможных будущих политических трений.
Однако прежде чем изменения смогут проявиться в оперативной сфере западной политики, необходимо будет коренным образом изменить наше видение и понимание России. Они слишком часто основаны на страхах и ложных представлениях, которые Кремль активно продвигает с помощью своей пропаганды. Именно они привели к тому, что мы с большой осторожностью оказываем военную поддержку Украине и очень сдержанно ведем обсуждение роли Запада в будущей политической трансформации России.
III. Фетиш российской стабильности: эффективное оружие против Запада
Многие западные эксперты и политики выражают фаталистическую уверенность в том, что уход со сцены российского авторитаризма приведет к коллапсу государства и серьезной дестабилизации в Евразии. Однако между крайностями диктатуры и хаоса – широкий спектр возможностей. Отвергать их априори означает подыгрывать Путину в той игре, которая служила ему многие годы. В основе лежит догма о том, что Россия Путина – это единственно возможная Россия. Поскольку изменить ее невозможно или крайне рискованно, то нет иного выбора, как заключать прагматические сделки с агрессивным режимом. Мы платим цену этой политики и этой манипуляции начиная с 24 февраля 2022. Адвокаты «стабильности прежде всего» как будто забывают, что Россия достигла пика своей стабильности непосредственно накануне войны, когда власти практически уничтожили любую политическую оппозицию. «Полнейшая стабильность» (искусственная, см. ниже) была необходима для того, чтобы начать военную агрессию против Украины.
В широком спектре политических сценариев подлинная федерация и надежные системы самоуправления – это наиболее желательная и реалистическая цель. Ненасильственные механизмы обсуждения и разрешения конфликтов могут возникнуть только в децентрализованной политической системе. Таким образом, децентрализация политической власти и финансовых ресурсов сделают будущую Россию более предсказуемой, стабильной и законопослушной. В сегодняшней России демократия как система ценностей и институтов и процедур не пользуется большой популярностью, однако социологи, экономисты и гражданские активисты уже много лет говорят о растущем запросе на местное самоуправление и на подотчетность государственных чиновников закону, в том числе в регионах.
Расширение политических полномочий местных региональных групп, включая этнические меньшинства, может стать эффективной прививкой против возвращения российского империалистического реваншизма. Лекарством от империалистической болезни послужит перспектива «нормальной» жизни и чувства причастности к государственной власти, которые возникнут благодаря свободным выборам и широкой общественной дискуссии о том, какой должна быть новая Конституция. До сих пор Запад практически полностью игнорировал разнообразие этнических и культурных групп в России: это то же колониалистское мышление, которое до 2022 года преобладало и в отношении к Украине, приводя к тому, что России в политическом взаимодействии всегда отдавался приоритет.
Страх того, что политические изменения приведут к дестабилизации, что элиты начнут междуусобную борьбу, а реформы плохо скажутся на экономике, и все это приведет к коллапсу российской государственности, имеет под собой мало рациональных оснований. Ни один из национальных регионов не обладает потенциалом для отделения от России. Все они отделены от успеха сепаратистских тенденций серьезными препятствиями. Во-первых, региональные правительства не имеют собственной легитимности и не представляют подлинных интересов местного населения. Во-вторых, модель государственного капитализма привела к тяжелейшей финансовой зависимости региональных бюджетов от федерального бюджета и недоразвитию региональной экономики. В‑третьих, большинство этих регионов не имеют границ с другими государствами. И наконец, что очень важно, не-русские национальные группы очень часто либо являются этническими меньшинствами в собственных национальных республиках, либо им не хватает прочной исторической, культурной и лингвистической идентичности, учитывая, что такая идентичность целенаправленно подавлялась федеральным центром. Антагонизм с Москвой уже давно ощутим в регионах, но у него мало общего с сепаратистскими настроениями. В основном это оппозиция федеральной бюрократии с ее чрезмерными полномочиями и жадностью до местных ресурсов. Кроме того, тяжелые воспоминания о развале Советского Союза все еще работают против радикальных сценариев. Парадоксальным образом, угроза развала государства и чувство, что «Россия может исчезнуть», скорее придают дополнительное ускорение реформам, направленным на то, чтобы снизить напряженность между регионами и центром.
Еще один широко распространенный страх среди западного экспертного сообщества или политических лидеров: политический переворот приведет к власти кого-то еще худшего, чем Путин. Однако трудно представить, кто может быть хуже, чем лидер страны, который развязал агрессивную войну в центре Европы, превратил Россию в террористическое государство, построенное на насилии и беззаконии, и прибегает к ядерному шантажу, обеспечивая себе безнаказанность. Когда Путин уйдет, компромиссные фигуры, скорее всего, придут к власти с намерением уравновесить ситуацию и предотвратить дальнейшую эскалацию. Всех пугают фигуры воинственного лидера Чечни Рамзана Кадырова или печально знаменитого организатора группы военных наемников «Вагнер» Евгения Пригожина, но они скорее инструменты в руках Путина, чем самостоятельные политические игроки. Даже если они попытаются влиять на ситуацию с помощью своих частных армий, им не удастся получить поддержку широких кругов политической и деловой элиты. Маловероятно и то, что глубоко разобщенные репрессивные аппараты, так называемые «силовики», объединятся и начнут играть роль независимого игрока в политической борьбе. Однако, один из этих факторов, возможно, сдвинет чашу весов. В случае с ожесточенными внутренними раздорами между политическими и деловыми кланами главное, что должно беспокоить Запад – это безопасность российского ядерного арсенала. Он должен находиться в надежных руках – чего не будет, пока Путин у власти.
Подлинно опасна для соседей России не «дестабилизация» России. Наоборот, настоящие риски вырастают именно из путинской псевдостабильности, основанной на репрессиях, массовой индоктринации и идущей сверху вниз криминализации государства. Кремль совершенно осознанно «перевел на аутсорс» государственную монополию на насилие, отдав ее в руки криминальных групп и частных армий (включая и недоброй славы группу Вагнер). Банальность насилия и обесценивание человеческой жизни создает социальные проблемы на долгие годы вперед: опыт насилия в качестве главного регулятора взаимоотношений внутри российского государства стал важным элементом коллективной идентичности. Массовый приток оружия и травматизированные ветераны войны в Украине усугубят эту проблему. Россияне отравлены кремлевской пропагандой, которая распространяла язык ненависти и призывы к геноциду. Пропаганда разрушила язык как инструмент объяснения реальности, заставляя «зомбированных» граждан сомневаться в самом существовании правды. Ни одна из этих болезней не может быть извлечена в обстановке стабильного авторитаризма. С течением времени, в продолжающейся изоляции России от внешнего мира, все эти болезнетворные процессы продолжатся.
IV. Российское общество: фатализм, прагматизм, но никакого «врожденного авторитаризма»
Подверженность российского общества имперскому дискурсу обусловлена двумя факторами. Первый фактор – это недостаток плюрализма в СМИ и абсолютное преобладание государственной пропаганды в общественной сфере. Второй – тот факт, что великодержавная риторика и геополитический реваншизм десятилетиями служили компенсацией за отнятые у граждан политические права, за экономические трудности и отсутствие вдохновляющей картины будущего. Однако этот замкнутый круг могут разорвать политическая либерализация, свободные выборы и экономический рост.
В поисках коммуникационных стратегий в отношении российского общества очень мешает нехватка надежных инструментов измерения общественного мнения. Временами сама идея проведения опросов общественного мнения в условиях путинского нео-тоталитарного правления кажется сомнительной. Однако те социологические данные, которые у нас есть, показывают что российское общество не монолитно. Шокирующие примеры прокремлевского шовинизма – это лишь одна сторона медали. Они легко находят в себе дорогу в СМИ, но характеризуют меньшинство, не превышающее 20% населения. Радикальные оппоненты Кремля составляют еще 20%, в то время как остальные «легли на дно» и надеются переждать тяжелые времена. Более того, у россиян очень выражен поколенческий разрыв: молодежь в гораздо большей степени занимает антипутинские, прозападные и антивоенные позиции, чем поколение 50+.
И все же уровень общественной поддержки или пассивного приятия войны, которую ведет Кремль, остается очень высоким (около 70%). Растущие потери российской армии и растущее понимание, что специальная военная операция идет не так, как было задумано, не привели к значительному изменению настроений. Большая часть общества дистанцируется от темы войны, и еще больше – от темы антивоенных протестов. Преобладающее чувство бессилия заставляет людей «впадать в зимнюю спячку» даже чаще, чем страх репрессий. В то же время, социальные трансферты из государственного бюджета очень часто являются последней надеждой для миллионов семей на выживание в тяжелой экономической обстановке. И поэтому они еще менее менее готовы выражать антигосударственные настроения.
Представляется, что большая часть российского общества просто не имеет твердого мнения по поводу войны и соглашается с любым решением правительства. Если бы Кремль завтра сделал поворот на 180 градусов, они бы это точно так же одобрили. В конце 2022 года независимый институт опросов «Русское поле» обнаружил, что больше половины респондентов поддержали бы новую атаку на Киев (58%) или подписание мирного договора (70%).
Большая часть населения не имеет доступа к информации из альтернативных источников не только из-за растущей цензуры, но и просто потому, что они стараются избегать когнитивного диссонанса. Десятилетиями власти пытались атомизировать общество и разрушать горизонтальные связи между гражданами. Не состоявшаяся конфронтация с советским тоталитаризмом, и, в недавнем прошлом, яростное прославление имперской идеи в конечном счете привели к тому, что роль государства как связующей силы нации закрепилась. Кремлевская националистическая пропаганда насаждала мессианскую идею о том, что россияне обладают моральным превосходством по отношению к остальным нациям, поскольку они победили нацизм – абсолютное зло – в 1945 году. Осознать факты масштабных военных преступлений, которые российская армия совершает в Украине, означало бы крушение коллективного и индивидуального самосознания, самооценки, чувства собственного достоинства, и поставило бы вопрос коллективной политической ответственности. Поскольку государственное ТВ предлагает гораздо более комфортную интерпретацию событий, чем свободные СМИ, оно остается главным источником информации для двух третей россиян, даже при том, что только 50% доверяют этим СМИ и 60% не верят официальным данным российских военных потерь (как утверждают независимые «Левада центр» и «Русское поле»).
Кроме того, власть много делает, чтобы заставить граждан поверить, что подавляющее большинство безоговорочно поддерживает Путина. Антиправительственная оппозиция приравнивается к нарушению общественного порядка или «государственной измене». Не случайно одно из наиболее часто используемых пропагандистских клише – это термин «враги народа».
V. Новая смута? Возможна, но не предопределена
Трансформация России будет мучительным и нелинейным процессом, но несколько факторов могут смягчить последствия политико-экономической турбулентности. Хотя большая часть российской экономики находится под контролем государства, большие части все еще работают по принципам рыночной экономики. Малый и средний бизнес доказали свою способность выживать под ударами хищного государственного капитализма. Значительное количество квалифицированных бюрократов на федеральном и региональном уровнях способно проводить реформы по чертежам, уже давно разработанными ведущими экспертами. В дополнение к этому, Россия располагает значительными интеллектуальными ресурсами за границей. Чем раньше появится возможность трансформации, тем выше шансы, что эмигранты вернутся, и утечка мозгов, которая в 2022 году составила по всей видимости около полмиллиона человек[v], будет xотя бы отчасти обращена вспять.
Еще один недооцененный, но мощный ресурс – это российское гражданское общество, которое может создать организационную основу для политической трансформации. Правление Путина всячески его подавляло, но, как и в случае с малым и средним бизнесом, его жизнеспособность, прошедшая множество проверок, показала возможность регенерации при наступлении чуть более благоприятных условий. Более того, представители российского гражданского общества в вынужденной эмиграции или изгнании сейчас перестраивают свою работу, и многие продолжают действовать, обращаясь к аудитории в России и к россиянам за рубежом. Большинство говорит о планах вернуться в Россию, как только это перестанет быть опасным. Они привезут с собой уникальные знания о лучших практиках западной низовой демократии, самоуправления, выборной системы и эффективного государственного управления, и будут способны адаптировать эти практики к российским реалиям. Однако демократические политики оппозиции, включая тех, которые находятся в изгнании, часто недооценивают потенциал групп гражданского общества в качестве своих естественных союзников и базы поддержки.
Многие россияне в изгнании фокусируются на антивоенных протестах и организуют помощь Украине или украинским . Многие активисты и журналисты (русского и не-русского этнического происхождения) активно переформатируют текущий дискурс о России и ее соседях, деконструируя имперские, колониальные и патриархальные шаблоны. Если примирение между Россией и Украиной будет возможным, оно будет происходить в соавторстве с этими людьми прежде всего. Еще одна важнейшая задача, которая ожидает их по возвращении домой – сопровождать своих сограждан в процессе болезненных глубоких трансформаций коллективного менталитета и идентичности в неимпериалистическом духе.
Выводы
Какой будет постпутинская Россия? Очень многое зависит от решимости Запада подлинно участвовать. Это вызов, сопоставимый с созданием архитектуры европейской безопасности после II мировой войны. В 1945 году никто не сомневался, что мировая безопасность невозможна без создания Германии заново. В 2023 году мы не должны отказываться от стратегии создания России заново. Как и в Германии, конфронтация с тоталитарным и имперским прошлым займет десятилетия – но она не начнется без импульса извне.
Мария Доманска, доктор наук, старший научный сотрудник Центра изучения Восточной Европы в Варшаве (OSW)
[i] После сентябрьских парламентских выборов опросы независимого Левада-центра показали, что поддержка режима Путина снижается. Подробности здесь: M. Domańska, Russia 2021: Consolidation of a dictatorship, OSW Commentary, 8 December 2021, https://www.osw.waw.pl/en/publikacje/osw-commentary/2021–12–08/russia-2021-consolidation-a-dictatorship
[ii] M. Domańska, Putinism after Putin. The deep structures of Russian authoritarianism, OSW Studies, Warsaw 2019, https://www.osw.waw.pl/en/publikacje/osw-studies/2019–10–25/putinism-after-putin
[iii] A. Kendall-Taylor, E. Frantz, How Autocracies Fall, The Washington Quarterly 37:1, 2014, pp. 35–47.
[iv] Демократия вместо распада. Александр Кынев – о России регионов, Радио Свобода, 3 августа 2022, https://www.svoboda.org/a/demokratiya-vmesto-raspada-aleksandr-kynev—o‑rossii-regionov/31968400.html
[v] Демограф Алексей Ракша — ЕАН: потери от мобилизации в стране пока меньше, чем от COVID, 12.12.2022, https://eanews.ru/news/demograf-aleksey-raksha-poteri-ot-mobilizatsii-v-strane-poka-menshe-chem-ot-covid_12-12–2022
Dieses Paper ist im Rahmen des vom Auswärtigen Amt geförderten Projekts „Russland und der Westen“: Europäische Nachkriegsordnung und die Zukunft der Beziehungen zu Russland“ erschienen. Sein Inhalt gibt die persönliche Meinung des Autors wieder.
